Болезнь
«…ни одна из Российских Императриц, если сравнивать правительниц, начиная с Екатерины II вплоть до последней, Александры Фёдоровны, не была так скована в её царственных и личных действиях из-за состояния здоровья как Мария…»
Отто Хётч об Императрице Марии Александровне
Цесаревна Мария Александровна сталкивается с лёгочными заболеваниями не позднее первой половины 1850-х годов, когда по этой причине начинаются технологические трансформации в покоях будущей Императрицы для обеспечения наиболее благоприятного температурного режима. Немецкие медики используют ледяные ванны для лечения лёгких венценосной пациентки: для этого в 1858 году в петергофской Мыльне будет устроена ванна «с прилегающими комнатами для холодной ванны с душем и русской бани»[1].
Очевидно, такое «лечение» вкупе с условиями жизни (к примеру, по воспоминаниям фрейлины Анны Тютчевой, сырость была такова, что в её [Императрицы] комодах и шкафах растут грибы, а она целое лето страдает от воспалений и ревматизма) способствовали прогрессирующему характеру заболевания. Его обострение наступит в 1863 году, вследствие чего при Дворе появится «доктор Скансони», прописавший климатическое лечение. Это исходный пункт любви Императрицы к крымской Ливадии: Императрица впервые отправится туда в августе 1863 года и пробудет до ноября. К лечению на водах прибегала и матушка Императрицы, Великая герцогиня Вильгельмина. В 1864 году Императорская чета с младшими детьми отправится в Киссинген для продолжительного лечения на водах.
Однако последующие годы принесут колоссальные эмоциональные удары, которые пошатнут здоровье Императрицы: в 1865 году скоропостижно скончается любимый сын Никса, в 1866 году состоится первое вероломное покушение на жизнь Императора Александра II, и в том же году начнётся его связь с Екатериной Долгоруковой. Председатель Комитета министров П.А. Валуев вспоминал: «…Государь с лета 1866 года был озабочен больше поиском подходящего домика для княжны Долгоруковой в Ливадии, чем состоянием Марии Александровны, которая после смерти Николаши стала страдать частыми мигренями и депрессиями…».
С такими оценками перекликается содержание дневников доктора Сергея Петровича Боткина (1832–1889): на момент обследования (Боткин первым из лечащих докторов Императрицы провёл привычные для нас сегодня манипуляции: осмотр открытого тела, пальпацию, перкуссию, аускультацию, термометрию, микроскопию биологических субстратов и др.[2]) Августейшая пациентка имела «туберкулёзное гнездо», отягощающим фоном были «анемия вследствие хронической малярийной инфекции, многочисленные беременности, а также климактерическая перестройка организма» как и «угнетённое состояние психики». Профессора Санкт-Петербургской Медико-хирургической академии С.П. Боткина назначат лечащим врачом, когда лёгочное заболевание обострилось.
Болезнь Императрицы Марии Александровны будет прогрессировать, истачивая силы Царицы. Вероятнее всего печальный конец наступил бы раньше, если бы не таланливый лейб-медик Императрицы доктор Боткин. Именно он станет целенаправленно использовать курортное лечение и самые современные технологические решения для поддержания хрупкого здоровья Императрицы. К примеру, с мая по ноябрь 1872 года в Зимнем дворце будет проходить техническая революция - в помещениях Императрицы Марии Александровны устанавливаются особые системы отопления. Ну а дети, особенно младшие, будут ждать возвращения домой любимой «Ма»: «Душка Ма! Как я радуюсь, что с каждым днём приближается время Твоего приезда сюда...Твой Пиц»[3].
Дневники Боткина свидетельствуют о драматизме переживаний Императрицы, которая постепенно обретает внутренние силы для борьбы за своё здоровье. Поверив и доверившись российскому специалисту, Императрица начала активно лечиться, используя т.н. «климатические выезды». Их количество говорит об успехе доктора в мотивации своей пациентки: Сорренто (1873), Альбано (1873), Сан-Ремо (1874-1875), Канны (1879), Южный берег Крыма (1872, 1876, 1878, 1879), Югенхайм (1873, 1874, 1879). По настоятельной рекомендации С.П. Боткина весной 1872 года начинается строительство специализированного физиотерапевтического комплекса Эриклик в Крыму.
Уже современные специалисты делают вывод о том, что для Императрицы была характерна дезаггравация, т.е. преуменьшение или сокрытие симптомов болезни. Мария Александровна «не имела обычая жаловаться и постоянно старалась или скрыть или уменьшить свои физические болезненные ощущения», - пишет С.П. Боткин. Сохранилась её фраза, свидетельствующая о восприятии своего положения: «Я знаю, что никогда не поправлюсь, но я довольна тем, что имею, и предпочитаю болезнь смерти».
Ни курортное, ни передовое по тем временам лечение ингаляциями, мазями, использованием барокамеры не позволили достичь перелома в борьбе с болезнью. По дневникам С.П. Боткина известно, что в начале сентября 1878 года состояние пациентки отяготилось «неясной острой болезнью», предположительно, сыпным тифом. «Я ещё не смогла до конца поправиться, - пишет в те самые дни Императрица Королю Людвигу II Баварскому, - несмотря на прекрасный климат и восхитительный воздух нашего побережья. Эта болезнь нагрянула после тяжёлого года испытаний и как следствие застала меня чрезвычайно измученной, оттого и эти долговременные последствия …»[4]. В декабре 1879 года в Каннах, видя начало терминальной стадии болезни, С.П. Боткин «не считает себя вправе сделать малейший намёк на истинное положение дела».
«Я делаю очень скромные успехи и, пожалуй, уже никогда не буду полностью здорова, но и так я совершенно довольна и благодарна»[5], - напишет Императрица Мария Александровна Великой Княгине Александре Иосифовне, судя по болезненно разрывистому почерку в конце 1879 – начале 1880 года.
Особенно младшие дети скрашивали последние дни Императрицы Марии Александровны – дочь ежедневно читала ей Евангелие, а своих сыновей Сергея и Павла Императрица попросила молиться за себя, особенно после смерти и во время совершения таинства на Литургии.
Смерть наступит 3 июня 1880 года: «Её Императорское Величество Государыня Императрица в течение вчерашнего дня была слаба и сонлива. Отхаркивание, в последнее время постепенно уменьшавшееся, почти совершенно прекратилось. Спокойно уснув в обычный час вчера вечером, Её Величество больше не просыпалась. В три часа ночи немного кашляла, а в седьмом часу утра прекратилось дыхание, и Её Величество в Бозе опочила без агонии». До самого конца своего земного пути Императрица сохраняла присущую ей живую ироничность, к примеру, говоря, что не любит «пикников возле смертного одра».
На основании сохранившегося протокола вскрытия Императрицы (проведённого вопреки завещанию Марии Александровны) современные специалисты делают вывод, что причиной смерти стала бронхоэктатическая болезнь. «У Её Императорского Величества было хроническое воспаление обоих лёгких и по преимуществу правого… Поражение лёгочной ткани осложнено последствиями бывшего воспаления лёгочной плевры, выразившееся сращениями правого лёгкого с грудною стенкою... Замеченный отёк лёгочной ткани появился в последние часы жизни и вместе со слабостью сердечной силы был ближайшею причиною смерти... Осложнения лёгочной болезни, изменения в различных других органах, как в сердце, почках, селезёнке были очевидною причиною и тех особенностей, которые наблюдались при жизни в течение этого лёгочно-чахоточного процесса»[6].
Всепрощение
«Воспоминание, призрак небесный
ещё остаётся после тех,
кого мы потеряли».
Императрица Елизавета Алексеевна
(стих, вырезанный на окне
в «Старом дворце», Дармштадт)
Вполне возможно, Императрица помнила о семейном разладе своих родителей и своим стоическим терпением и непротивлением отдала долг, однажды взятый у судьбы, подарившей ей любовь, счастье материнства и обретённого Отечества.
Пониманию всепрощающей, безусловной христианской любви, которую Императрица испытывала к своему супругу, могут служить наблюдения Великой Княгини Ольги Николаевны: «Её любовь к Саше носила отпечаток материнской любви, заботливой и покровительственной, в то время как Саша, как ребёнок, относился к ней по-детски доверчиво. Он каялся перед нею в своих маленьких шалостях, в своих увлечениях – и она принимала всё с пониманием, без огорчения. Союз, соединявший их, был сильнее всякой чувственности»[7].
Окружение Императрицы, знакомое с положением дел у Августейшей четы, не уставало удивляться силе и стойкости Марии Александровны. Фрейлина А.А. Толстая напишет: «Мы смели бранить её за то, что она не приложила усилий, чтобы противостоять слабостям государя, но кто может знать, что было сказано между ними и какому чувству она повиновалась, проявляя терпение и снисходительность? Вероятнее всего, она не хотела унизить в глазах всей семьи отца и государя. Отсюда, видимо, происходило её героическое молчание»[8].
В мемуарах фрейлины графини А.А. Толстой находим и сведения о последнем письме Императрицы своему супругу: Мария Александровна «трогательно благодарила его за счастливо прожитую жизнь рядом с ним».[9] Верность мужу, семье и истинному Отечеству Императрица сохранит до последних дней. Вопреки мнению медиков о нетранспортабельности вследствие терминальной стадии её заболевания, она настаивает на возвращении из Ниццы в Петербург. Императрица, как того желала при жизни, навсегда останется в России.
Глубоко символично, что отпевание и похороны Марии Александровны состоятся в тот же день, что и 15 годами ранее прощание с её любимым сыном Никсой, преждевременный уход которого она так и не приняла... Траур по Императрице не остановит её вдовца, Императора Александра II от скоротечной свадьбы с Е.М. Долгоруковой.
Князь Мещерский даст Императрице такую характеристику: «Она оказалась в печальном одиночестве, чужой двору и гремящему вокруг неё новому политическому миру наедине с мыслями и молитвами о возлюбленном царе. Душевные страдания были сильнее телесных в последние дни её жизни… У неё было как будто пророческое чувство, как будто бы её молитвы спасали царя. Пока она была жива, ни одно покушение не удавалось. Когда её не стало, первое же покушение оказалось смертельным»[10].
13 марта 1881 года он станет жертвой бомбы «народовольцев». Такой скоротечный финал жизни Императора в народе будет истолкован как подтверждение силы утраченного Александром II молитвенного заступничества покойной Императрицы.
Саша и Мари, впервые встретившиеся в Дармштадте в далёком 1839 году, снова соединись, теперь уже в Петропавловском соборе в Петербурге. Их надгробия из яшмы и родонита зримо отличаются от других, знаменуя особую роль для последующих поколений Императорского Дома Романовых и для России.
Завещание
«Если бы речь шла о канонизации моей матери, я был бы счастлив, потому что я знаю, что она была святая»[11].
Император Александр III
об Императрице Марии Александровне.
Митрополит Московский Филарет именовал Марию Александровну «Благоверной Молитвенницей»[12]. Императрица была «искренне набожна; прежде всего Святое Причастие для неё особенно ценно и важно»[13]. Действительно, это таинство проходит красной нитью по дневникам Императрицы. Общеизвестно и искреннее почитание Императрицей святых Православных икон. Поэтому глубоко символично, что духовным завещанием Мария Александровна распределяет пять своих наиболее чтимых икон, словно оглядывая пять столпов своей земной жизни:
1) Семейное счастье – «Икону Божьей Матери, благословение при моем обручении, назначаю поместить у моей гробницы»;
2) Крест Императрицы и сподвижничества Государю – «Икону Божьей Матери и Св. Благоверного Князя Александра Невского, которыми благословила нас Императрица Матушка, в день священного Нашего Коронования – в Московский Успенский собор»;
3) Обретённую Веру Православную – «Икону Иверской Божьей Матери, которой благословила меня Игуменья Мария – в Спасо-Бородинский женский монастырь»;
4) Служение делу благотворительности и образования: «Икону Св. Царицы Александры, с обозначением времени рождения в Бозе почившей нашей дочери, в церковь при Царскосельском Училище девиц духовного звания»;
5) Труды о милосердии и помощи воинам, раненным и всем нуждающимся: «Икону Святителя Николая, хранящуюся в ризнице Зимнего Дворца - в Церковь Кирасирского Имени моего полка, в Гатчине».
Подопечные
Готовясь к переходу в мир вечный, Императрица молилась и переживала не только о судьбе собственных детей, но и своих подопечных. Подводя итог подвижнической жизни, она сохраняет присущую ей прагматичность: рачительно распоряжаясь своими ресурсами, она посвятит значительную часть своего завещания вопросам обеспечения помощи нуждающимся и после её смерти. «С живым участием встретив учреждение открытых женских Гимназий и Училищ и с удовольствием следя за их развитием и преуспеванием во всей России, я желаю изъявить этим заведениям моё искренне сочувствие и назначаю из вышеупомянутых … процентов, … две трети на содержание в оных известного по расчёту числа беднейших девиц, пенсионерками моего имени, а остальную треть на воспитание бедных девиц…».
Впечатляет география учебных заведений, которые Императрица упоминает в своём завещании: Санкт-Петербург, Москва, Нижний Новгород, Саратов, Варшава, Ереван, Нерехта, Новочеркасск, Царское Село, Ярославль.
Устанавливаются такие «пенсии» и во Вдовьем Доме, и в Доме призрения бедных девиц благородного звания в Петербурге.
Мост в будущее
В своём завещании Императрица простирает в будущее заботу о новых поколениях династии Императорского Дома Романовых. Возможно, памятуя об обстоятельствах подготовки собственной свадьбы, Императрица укажет: «…желая по возможности сократить значительные расходы по заготовлению, в своё время, приданого для невесты будущего Цесаревича, я из принадлежащих мне вещей отделяю следующие уборы, значащиеся в инвентарной книге…». Так Императрица перекинула мостик к новому поколению Гессенских Принцесс Династии Романовых. Фактически эти реликвии предназначались будущей Императрице Александре Фёдоровне (Принцессе Алисе Гессенской и Прирейнской). Не теряла надежды Мария Александровна и на счастье знакомства с невестой будущего Цесаревича: «Если Господу Богу угодно будет продлить мою жизнь, то от меня не отъемлется право, ещё при жизни своей, передать эти уборы по назначению».
Полному тёзке старшего сына, будущему Императору Николаю II (1868 – 1918) Императрица завещает символы преемственности и верности Вере Православной, Отечеству и Династии: Икона Св. Николая, часы, принадлежавшие Цесаревичу Николаю Александровичу (старшему), запонки с шифром «Н», и портреты Августейших родителей внука.
[1] Зимин И.В. Врачи двора Его Императорского Величества, или Как лечили царскую семью. Повседневная жизнь Российского императорского двора — (400 лет Дому Романовых). М.: «Центрполиграф», 2018. C. 553.
[2] Журавский С.Г., Чикулин В.В. Лейб-медик С.П. Боткин и Императрица Мария Александровна: обстоятельства карьеры придворного и специфика взаимоотношений // История медицины. Том 3. № 4. 2016. С. 395-411.
[3] Письмо Великого Князя Павла Александровича Императрице Марии Александровне. Царское Село, 9 ноября 1872 г., ГА РФ. Ф. 641. Оп. 1 Д. 38. Л. 17.
[4] Письмо Императрицы Марии Александровны Королю Людвигу Баварскому. Ливадия, 11 / 23 сентября 1878 г., пер. с нем. Цит. по: Die Briefe der Zarin Maria Alexandrowna an den König Ludwig II.
[5] ГА РФ. Ф. 722. Оп. 1. Д. 1040. Л. 9., пер. с нем.
[6] Цит. по: Зимин И.В. Врачи двора Его Императорского Величества, или Как лечили царскую семью. Повседневная жизнь Российского императорского двора — (400 лет Дому Романовых). М.: «Центрполиграф», 2018. C. 566.
[7] Цит. по: Д.С. Арсеньев. С. 39.
[8] Толстая А.А. Записки фрейлины: Печальный эпизод из моей жизни при дворе; Пер. с фр. Л. В. Гладковой; [Предисл. Н. И. Азаровой, с. 3-21]. М.: Энцикл. рос. деревень, 1996. С. 82.
[9] Там же. С. 43.
[10] Hoetzsch O. S. 81-116.
[11] Толстая А.А. С. 43.
[12] ГА РФ. Ф. 641. Оп. 1. Д. 47.
[13] Hoetzsch O. S. 81-116.
«…ни одна из Российских Императриц, если сравнивать правительниц, начиная с Екатерины II вплоть до последней, Александры Фёдоровны, не была так скована в её царственных и личных действиях из-за состояния здоровья как Мария…»
Отто Хётч об Императрице Марии Александровне
Цесаревна Мария Александровна сталкивается с лёгочными заболеваниями не позднее первой половины 1850-х годов, когда по этой причине начинаются технологические трансформации в покоях будущей Императрицы для обеспечения наиболее благоприятного температурного режима. Немецкие медики используют ледяные ванны для лечения лёгких венценосной пациентки: для этого в 1858 году в петергофской Мыльне будет устроена ванна «с прилегающими комнатами для холодной ванны с душем и русской бани»[1].
Очевидно, такое «лечение» вкупе с условиями жизни (к примеру, по воспоминаниям фрейлины Анны Тютчевой, сырость была такова, что в её [Императрицы] комодах и шкафах растут грибы, а она целое лето страдает от воспалений и ревматизма) способствовали прогрессирующему характеру заболевания. Его обострение наступит в 1863 году, вследствие чего при Дворе появится «доктор Скансони», прописавший климатическое лечение. Это исходный пункт любви Императрицы к крымской Ливадии: Императрица впервые отправится туда в августе 1863 года и пробудет до ноября. К лечению на водах прибегала и матушка Императрицы, Великая герцогиня Вильгельмина. В 1864 году Императорская чета с младшими детьми отправится в Киссинген для продолжительного лечения на водах.
Однако последующие годы принесут колоссальные эмоциональные удары, которые пошатнут здоровье Императрицы: в 1865 году скоропостижно скончается любимый сын Никса, в 1866 году состоится первое вероломное покушение на жизнь Императора Александра II, и в том же году начнётся его связь с Екатериной Долгоруковой. Председатель Комитета министров П.А. Валуев вспоминал: «…Государь с лета 1866 года был озабочен больше поиском подходящего домика для княжны Долгоруковой в Ливадии, чем состоянием Марии Александровны, которая после смерти Николаши стала страдать частыми мигренями и депрессиями…».
С такими оценками перекликается содержание дневников доктора Сергея Петровича Боткина (1832–1889): на момент обследования (Боткин первым из лечащих докторов Императрицы провёл привычные для нас сегодня манипуляции: осмотр открытого тела, пальпацию, перкуссию, аускультацию, термометрию, микроскопию биологических субстратов и др.[2]) Августейшая пациентка имела «туберкулёзное гнездо», отягощающим фоном были «анемия вследствие хронической малярийной инфекции, многочисленные беременности, а также климактерическая перестройка организма» как и «угнетённое состояние психики». Профессора Санкт-Петербургской Медико-хирургической академии С.П. Боткина назначат лечащим врачом, когда лёгочное заболевание обострилось.
Болезнь Императрицы Марии Александровны будет прогрессировать, истачивая силы Царицы. Вероятнее всего печальный конец наступил бы раньше, если бы не таланливый лейб-медик Императрицы доктор Боткин. Именно он станет целенаправленно использовать курортное лечение и самые современные технологические решения для поддержания хрупкого здоровья Императрицы. К примеру, с мая по ноябрь 1872 года в Зимнем дворце будет проходить техническая революция - в помещениях Императрицы Марии Александровны устанавливаются особые системы отопления. Ну а дети, особенно младшие, будут ждать возвращения домой любимой «Ма»: «Душка Ма! Как я радуюсь, что с каждым днём приближается время Твоего приезда сюда...Твой Пиц»[3].
Дневники Боткина свидетельствуют о драматизме переживаний Императрицы, которая постепенно обретает внутренние силы для борьбы за своё здоровье. Поверив и доверившись российскому специалисту, Императрица начала активно лечиться, используя т.н. «климатические выезды». Их количество говорит об успехе доктора в мотивации своей пациентки: Сорренто (1873), Альбано (1873), Сан-Ремо (1874-1875), Канны (1879), Южный берег Крыма (1872, 1876, 1878, 1879), Югенхайм (1873, 1874, 1879). По настоятельной рекомендации С.П. Боткина весной 1872 года начинается строительство специализированного физиотерапевтического комплекса Эриклик в Крыму.
Уже современные специалисты делают вывод о том, что для Императрицы была характерна дезаггравация, т.е. преуменьшение или сокрытие симптомов болезни. Мария Александровна «не имела обычая жаловаться и постоянно старалась или скрыть или уменьшить свои физические болезненные ощущения», - пишет С.П. Боткин. Сохранилась её фраза, свидетельствующая о восприятии своего положения: «Я знаю, что никогда не поправлюсь, но я довольна тем, что имею, и предпочитаю болезнь смерти».
Ни курортное, ни передовое по тем временам лечение ингаляциями, мазями, использованием барокамеры не позволили достичь перелома в борьбе с болезнью. По дневникам С.П. Боткина известно, что в начале сентября 1878 года состояние пациентки отяготилось «неясной острой болезнью», предположительно, сыпным тифом. «Я ещё не смогла до конца поправиться, - пишет в те самые дни Императрица Королю Людвигу II Баварскому, - несмотря на прекрасный климат и восхитительный воздух нашего побережья. Эта болезнь нагрянула после тяжёлого года испытаний и как следствие застала меня чрезвычайно измученной, оттого и эти долговременные последствия …»[4]. В декабре 1879 года в Каннах, видя начало терминальной стадии болезни, С.П. Боткин «не считает себя вправе сделать малейший намёк на истинное положение дела».
«Я делаю очень скромные успехи и, пожалуй, уже никогда не буду полностью здорова, но и так я совершенно довольна и благодарна»[5], - напишет Императрица Мария Александровна Великой Княгине Александре Иосифовне, судя по болезненно разрывистому почерку в конце 1879 – начале 1880 года.
Особенно младшие дети скрашивали последние дни Императрицы Марии Александровны – дочь ежедневно читала ей Евангелие, а своих сыновей Сергея и Павла Императрица попросила молиться за себя, особенно после смерти и во время совершения таинства на Литургии.
Смерть наступит 3 июня 1880 года: «Её Императорское Величество Государыня Императрица в течение вчерашнего дня была слаба и сонлива. Отхаркивание, в последнее время постепенно уменьшавшееся, почти совершенно прекратилось. Спокойно уснув в обычный час вчера вечером, Её Величество больше не просыпалась. В три часа ночи немного кашляла, а в седьмом часу утра прекратилось дыхание, и Её Величество в Бозе опочила без агонии». До самого конца своего земного пути Императрица сохраняла присущую ей живую ироничность, к примеру, говоря, что не любит «пикников возле смертного одра».
На основании сохранившегося протокола вскрытия Императрицы (проведённого вопреки завещанию Марии Александровны) современные специалисты делают вывод, что причиной смерти стала бронхоэктатическая болезнь. «У Её Императорского Величества было хроническое воспаление обоих лёгких и по преимуществу правого… Поражение лёгочной ткани осложнено последствиями бывшего воспаления лёгочной плевры, выразившееся сращениями правого лёгкого с грудною стенкою... Замеченный отёк лёгочной ткани появился в последние часы жизни и вместе со слабостью сердечной силы был ближайшею причиною смерти... Осложнения лёгочной болезни, изменения в различных других органах, как в сердце, почках, селезёнке были очевидною причиною и тех особенностей, которые наблюдались при жизни в течение этого лёгочно-чахоточного процесса»[6].
Всепрощение
«Воспоминание, призрак небесный
ещё остаётся после тех,
кого мы потеряли».
Императрица Елизавета Алексеевна
(стих, вырезанный на окне
в «Старом дворце», Дармштадт)
Вполне возможно, Императрица помнила о семейном разладе своих родителей и своим стоическим терпением и непротивлением отдала долг, однажды взятый у судьбы, подарившей ей любовь, счастье материнства и обретённого Отечества.
Пониманию всепрощающей, безусловной христианской любви, которую Императрица испытывала к своему супругу, могут служить наблюдения Великой Княгини Ольги Николаевны: «Её любовь к Саше носила отпечаток материнской любви, заботливой и покровительственной, в то время как Саша, как ребёнок, относился к ней по-детски доверчиво. Он каялся перед нею в своих маленьких шалостях, в своих увлечениях – и она принимала всё с пониманием, без огорчения. Союз, соединявший их, был сильнее всякой чувственности»[7].
Окружение Императрицы, знакомое с положением дел у Августейшей четы, не уставало удивляться силе и стойкости Марии Александровны. Фрейлина А.А. Толстая напишет: «Мы смели бранить её за то, что она не приложила усилий, чтобы противостоять слабостям государя, но кто может знать, что было сказано между ними и какому чувству она повиновалась, проявляя терпение и снисходительность? Вероятнее всего, она не хотела унизить в глазах всей семьи отца и государя. Отсюда, видимо, происходило её героическое молчание»[8].
В мемуарах фрейлины графини А.А. Толстой находим и сведения о последнем письме Императрицы своему супругу: Мария Александровна «трогательно благодарила его за счастливо прожитую жизнь рядом с ним».[9] Верность мужу, семье и истинному Отечеству Императрица сохранит до последних дней. Вопреки мнению медиков о нетранспортабельности вследствие терминальной стадии её заболевания, она настаивает на возвращении из Ниццы в Петербург. Императрица, как того желала при жизни, навсегда останется в России.
Глубоко символично, что отпевание и похороны Марии Александровны состоятся в тот же день, что и 15 годами ранее прощание с её любимым сыном Никсой, преждевременный уход которого она так и не приняла... Траур по Императрице не остановит её вдовца, Императора Александра II от скоротечной свадьбы с Е.М. Долгоруковой.
Князь Мещерский даст Императрице такую характеристику: «Она оказалась в печальном одиночестве, чужой двору и гремящему вокруг неё новому политическому миру наедине с мыслями и молитвами о возлюбленном царе. Душевные страдания были сильнее телесных в последние дни её жизни… У неё было как будто пророческое чувство, как будто бы её молитвы спасали царя. Пока она была жива, ни одно покушение не удавалось. Когда её не стало, первое же покушение оказалось смертельным»[10].
13 марта 1881 года он станет жертвой бомбы «народовольцев». Такой скоротечный финал жизни Императора в народе будет истолкован как подтверждение силы утраченного Александром II молитвенного заступничества покойной Императрицы.
Саша и Мари, впервые встретившиеся в Дармштадте в далёком 1839 году, снова соединись, теперь уже в Петропавловском соборе в Петербурге. Их надгробия из яшмы и родонита зримо отличаются от других, знаменуя особую роль для последующих поколений Императорского Дома Романовых и для России.
Завещание
«Если бы речь шла о канонизации моей матери, я был бы счастлив, потому что я знаю, что она была святая»[11].
Император Александр III
об Императрице Марии Александровне.
Митрополит Московский Филарет именовал Марию Александровну «Благоверной Молитвенницей»[12]. Императрица была «искренне набожна; прежде всего Святое Причастие для неё особенно ценно и важно»[13]. Действительно, это таинство проходит красной нитью по дневникам Императрицы. Общеизвестно и искреннее почитание Императрицей святых Православных икон. Поэтому глубоко символично, что духовным завещанием Мария Александровна распределяет пять своих наиболее чтимых икон, словно оглядывая пять столпов своей земной жизни:
1) Семейное счастье – «Икону Божьей Матери, благословение при моем обручении, назначаю поместить у моей гробницы»;
2) Крест Императрицы и сподвижничества Государю – «Икону Божьей Матери и Св. Благоверного Князя Александра Невского, которыми благословила нас Императрица Матушка, в день священного Нашего Коронования – в Московский Успенский собор»;
3) Обретённую Веру Православную – «Икону Иверской Божьей Матери, которой благословила меня Игуменья Мария – в Спасо-Бородинский женский монастырь»;
4) Служение делу благотворительности и образования: «Икону Св. Царицы Александры, с обозначением времени рождения в Бозе почившей нашей дочери, в церковь при Царскосельском Училище девиц духовного звания»;
5) Труды о милосердии и помощи воинам, раненным и всем нуждающимся: «Икону Святителя Николая, хранящуюся в ризнице Зимнего Дворца - в Церковь Кирасирского Имени моего полка, в Гатчине».
Подопечные
Готовясь к переходу в мир вечный, Императрица молилась и переживала не только о судьбе собственных детей, но и своих подопечных. Подводя итог подвижнической жизни, она сохраняет присущую ей прагматичность: рачительно распоряжаясь своими ресурсами, она посвятит значительную часть своего завещания вопросам обеспечения помощи нуждающимся и после её смерти. «С живым участием встретив учреждение открытых женских Гимназий и Училищ и с удовольствием следя за их развитием и преуспеванием во всей России, я желаю изъявить этим заведениям моё искренне сочувствие и назначаю из вышеупомянутых … процентов, … две трети на содержание в оных известного по расчёту числа беднейших девиц, пенсионерками моего имени, а остальную треть на воспитание бедных девиц…».
Впечатляет география учебных заведений, которые Императрица упоминает в своём завещании: Санкт-Петербург, Москва, Нижний Новгород, Саратов, Варшава, Ереван, Нерехта, Новочеркасск, Царское Село, Ярославль.
Устанавливаются такие «пенсии» и во Вдовьем Доме, и в Доме призрения бедных девиц благородного звания в Петербурге.
Мост в будущее
В своём завещании Императрица простирает в будущее заботу о новых поколениях династии Императорского Дома Романовых. Возможно, памятуя об обстоятельствах подготовки собственной свадьбы, Императрица укажет: «…желая по возможности сократить значительные расходы по заготовлению, в своё время, приданого для невесты будущего Цесаревича, я из принадлежащих мне вещей отделяю следующие уборы, значащиеся в инвентарной книге…». Так Императрица перекинула мостик к новому поколению Гессенских Принцесс Династии Романовых. Фактически эти реликвии предназначались будущей Императрице Александре Фёдоровне (Принцессе Алисе Гессенской и Прирейнской). Не теряла надежды Мария Александровна и на счастье знакомства с невестой будущего Цесаревича: «Если Господу Богу угодно будет продлить мою жизнь, то от меня не отъемлется право, ещё при жизни своей, передать эти уборы по назначению».
Полному тёзке старшего сына, будущему Императору Николаю II (1868 – 1918) Императрица завещает символы преемственности и верности Вере Православной, Отечеству и Династии: Икона Св. Николая, часы, принадлежавшие Цесаревичу Николаю Александровичу (старшему), запонки с шифром «Н», и портреты Августейших родителей внука.
[1] Зимин И.В. Врачи двора Его Императорского Величества, или Как лечили царскую семью. Повседневная жизнь Российского императорского двора — (400 лет Дому Романовых). М.: «Центрполиграф», 2018. C. 553.
[2] Журавский С.Г., Чикулин В.В. Лейб-медик С.П. Боткин и Императрица Мария Александровна: обстоятельства карьеры придворного и специфика взаимоотношений // История медицины. Том 3. № 4. 2016. С. 395-411.
[3] Письмо Великого Князя Павла Александровича Императрице Марии Александровне. Царское Село, 9 ноября 1872 г., ГА РФ. Ф. 641. Оп. 1 Д. 38. Л. 17.
[4] Письмо Императрицы Марии Александровны Королю Людвигу Баварскому. Ливадия, 11 / 23 сентября 1878 г., пер. с нем. Цит. по: Die Briefe der Zarin Maria Alexandrowna an den König Ludwig II.
[5] ГА РФ. Ф. 722. Оп. 1. Д. 1040. Л. 9., пер. с нем.
[6] Цит. по: Зимин И.В. Врачи двора Его Императорского Величества, или Как лечили царскую семью. Повседневная жизнь Российского императорского двора — (400 лет Дому Романовых). М.: «Центрполиграф», 2018. C. 566.
[7] Цит. по: Д.С. Арсеньев. С. 39.
[8] Толстая А.А. Записки фрейлины: Печальный эпизод из моей жизни при дворе; Пер. с фр. Л. В. Гладковой; [Предисл. Н. И. Азаровой, с. 3-21]. М.: Энцикл. рос. деревень, 1996. С. 82.
[9] Там же. С. 43.
[10] Hoetzsch O. S. 81-116.
[11] Толстая А.А. С. 43.
[12] ГА РФ. Ф. 641. Оп. 1. Д. 47.
[13] Hoetzsch O. S. 81-116.