Биография

Императрица

Жизнь Императрицы

«Россия может найти в молодой Императрице вторую Екатерину».


Французская газета «Эндепанданс» об Императрице Марии Александровне[1].


26 августа 1856 года в Успенском соборе Кремля состоится коронация Императора Александра II и Императрицы Марии Александровны. Символично, что в этот же день 32 года назад в Дармштадте состоялось присоединение к Православию Гессенской Принцессы – будущей Российской Императрицы.

Внушительный путь, который прошла некогда совсем юная и робкая Принцесса, став Цесаревной и совмещая семейные труды с постепенным погружением в дела государственные, станет хорошей школой деятельной подготовки к Царствованию. Свои природные и огранённые жизнью в России таланты она, полноправная сподвижница и единомышленница нового Государя, употребит во благо общего дела - во благо России.

«Благодаря своему чувству уверенности [Мария Александровна] уже скоро приобрела удивительную стойкость своего положения как Императрицы», - напишет германский историк О. Хётч[2]. К числу современников, отмечавших её незаурядные способности относился М.Н. Муравьев: «…умна и ставит вопросы совсем не по-женски… большая часть разговоров касалась вопросов административных, в которых Императрица, по-видимому, очень хорошо разбирается», - пересказывает его слова фрейлина А.Ф. Тютчева, которая заметит и то, что «он никогда не предполагал в ней такого государственного ума»[3]. Недаром за мудрость Императрицу Марию Александровну сравнивали с великой предшественницей – Императрицей Екатериной II.

Государство

«Мари оправдала все надежды, которые возлагал на неё папа [Николай I], главным образом потому, что никогда не уклонялась ни от каких трудностей и свои личные интересы ставила после интересов страны».

Великая Княгиня Ольга Николаевна[4].

Как справедливо отмечает П.В. Стегний, ещё Цесаревной Мария Александровна была вовлечена в обсуждение государственных дел, что неизбежно подводило её к глубокому пониманию системного кризиса, который переживала николаевская политическая система. Осознание необходимости выработки новой, более реалистической политики создавали основу для идеи Великой реформы, прославившей царствование Александра II[5].

Императрица искренне поддерживала мужа в его смелых и оттого непростых государственных начинаниях. Министры, включая канцлера А.М. Горчакова, считали своим долгом консультироваться с ней после доклада Императору[6]. Ей доставлялись депеши с театра военных действий, в порядке вещей были её аудиенции с генералами[7]. Как отмечает П.В. Стегний, Императрица не просто интересовалась этими вопросами: к примеру, воспоминания князя Кропоткина говорят, что она сыграла не последнюю роль в деле освобождения крестьян. Ещё в декабре 1858 года в письме к своему брату она отметит, что «дело освобождения продвигается очень медленно из-за большого всеобщего неведения и пассивного сопротивления верхов. В отдельных губерниях много спорят об этом и большинство повсеместно против. Положение дел серьёзное и позиция Императора очень сложная, потому что так мало или вовсе никто не идёт с ним. Однако он, слава Богу, не теряет мужества»[8].

Один из ключевых источников, дающих представление о государственном мышлении Императрицы Марии Александровны является её обширная переписка с братом, Принцем Александром Гессенским. «Письма написаны так, как будто бы это был разговор, [они] всегда серьёзны, без пустых фраз, без всякой дерзости…, в них отсутствует россказни и сплетни, чрезвычайно трезвые, богатые политической фактурой, постоянно полны хорошей информации, мудрыми и независимыми оценками всё же (уже здесь стоит подчеркнуть) политически всецело ставшей русской дамы», - такую характеристику даёт О. Хетч упомянутому эпистолярному наследию.

Мария Александровна осмысливает образ адекватной времени монархии, формирует самостоятельное видение того, каким должен быть правитель, уделяя при этом особое внимание роли прямого диалога с народом: «… я считаю, что … в нашем положении совершенно необходимы постоянное общение с людьми, обмен мыслями и мнениями, потому что эта жизнь с самого детства так отличается от жизни других и так обособлена и тем самым лишает нас так необходимого знания человеческой природы»[9].

О комплексном политическом чутье и глубоком патриотизме Императрицы свидетельствует её переписка с братом Александром и на острые внутриполитические темы, как например, обрушившиеся на Петербург в мае 1862 года «Майские пожары». Ситуацию связывали с набиравшим силу радикальным движением в России. Мария Александровна не только тяжело переживала те события, но и не строила иллюзий относительно их происхождения, однозначно видя «кукловодов»: «Я хотела подать тебе признаки жизни после печальных дней, когда Петербург пылал со всех концов. Казалось, что это было начало исполнения революционной программы, пришедшей из Лондона и должной начаться одновременно здесь и в Москве, которую, однако там уклонились исполнить. Арестовано множество людей, если есть достаточные доказательства... В общем же негативный эксцесс вызвал у разумных людей реакцию в позитивном направлении и пробудил весь энтузиазм народа за своего Императора...».[10]

Глубоко тревожили и интересовали Императрицу и польские события 1863 – 1864 годов – в архивных фондах Марии Александровны по сей день хранится подборка материалов по этому вопросу, бережно сложенных ею в отдельный конверт и подписанных собственноручно. Польское восстание обнажит не только интересы западных держав к сдерживанию России, но и изощрённость в технологиях поддержки политической нестабильности на окраине Российской Империи. Императорская чета с возмущением воспримет направленные Англией, Францией и Австрией в 1863 году ноты по решению «Польского вопроса», в частности, требовавшие от России для Польши амнистии, национального собрания, автономного управления и пр. «Император должен был сильно себя преодолеть, - пишет Царица своему брату, чтобы упражняться в сдержанности и вежливо ответить на бессовестные ноты, особенно английские. Но я боюсь, что это сдерживание оскорблённого чувства национальной гордости, требующей войны пусть и ценой великих жертв, не будет оценено».

Поражает проницательность политического ума Императрицы, которая видит за военно-политическим измерением и сугубую экономическую прагматику. В переписке с братом она отмечает, что спокойствие может быть сохранено: «Хорошим знаком, надеюсь, являются переговоры с английскими банкирами по железной дороге из Москвы в Севастополь, на которую они уже приготовили внушительные капиталы… Дай Бог, чтобы это получилось. Ревностно к тому относящийся Ротшильд тоже прислал агента, мир важен для него, ведь он участвует 50 миллионами в нашем займе…Если не будет войны, нужно окончательно разобраться с Польшей. Возможно, в августе месяце. Все необходимые распоряжения по этому поводу уже даны»[11].

Этот кризис показал, насколько лояльными к России стала не только Императрица, но и её ближайший друг и сподвижник брат Александр. Среди молодых бунтовщиков оказался племянник его супруги, Александр Гауке. Брат Императрицы именует бунтовщика не иначе как «уродливым маленьким красным республиканцем». 19-летний родственник Принца погибнет, едва выйдя на поле брани в окрестностях Варшавы.

25 августа 1865 года в сегодняшнем Вильнюсе в память русских солдат и офицеров, погибших в ходе Польского восстания в 1863 году, на пожертвования Императрицы Марии Александровны и её детей будет воздвигнута часовня Святого Георгия Победоносца.

Отдельного внимания заслуживает сформировавшийся «салон» Императрицы, который более походил на круг единомышленников, объединённых патриотической идеей: то были (говоря словами С.С. Татищева) «русские люди не только происхождением и именем, но и душою». К плеяде таких мыслителей относились князь Пётр Андреевич Вяземский, Фёдор Иванович Тютчев, Алексей Константинович Толстой, граф Дмитрий Николаевич Блудов, Сергей Николаевич Урусов, так же и фрейлины Императрицы – графиня Антонина Дмитриевна Блудова, Анастасия Сергеевна Мальцева, Анна Фёдоровна Тютчева и др. Говоря о поддержке со стороны Императрицы идей панславизма и славянофилов, уместным будет упомянуть ключевую роль Императрицы в восстановлении дня памяти Святых первоучителей словенских Кирилла и Мефодия, возобновлённого Святейшим Синодом в 1863 году[12].

Как отмечает Э. Корти, в письмах Царицы к брату начала 1870-х гг. уже довольно часто встречаются замечания об анархистах и заговорщиках, замышляющих переворот, и об арестах лиц, «проповедующих безграничный социализм и уничтожение ядом и железом всех тех, что, по их мнению, принадлежат к привилегированной касте»[13]. Императрица в целом придерживается консервативной монархической парадигмы, рассматривая в том числе и военно-политические процессы в категориях угрозы монархическому принципу и рисков создания благоприятных условий для революции. «Что касается меня, то я не испытываю симпатии ни к тем, ни к другим [ни к Пруссии, ни к Франции], но я боюсь дерзости победителя, кем бы он ни был, и революции как итога поражения как во Франции, так и в Германии»[14], - напишет Мария Александровна, рассуждая по поводу Франко-прусской войны. Э. Корти подчёркивает, что почти в каждом письме Царской четы того времени проявляется страх перед революцией. Независимо от того, что происходит - сначала и, прежде всего, проверяется, может ли это ускорить или затормозить революцию, а уже затем урегулируются действия и решения Петербургского двора.

Разумеется, масштабное государственное мышление не могло не волновать «властные группы», существовавшие при Дворе. Великая Княгиня Ольга Николаевна отмечала, что Императору Александру II внушали «недоверие к такому влиянию и представили это как слабость с его стороны»[15]. Очевидно, этот фактор сыграл (как минимум дополнительную) роль как в отходе Императрицы от непосредственного участия в государственных делах во второй половине царствования, так и в отдалении супругов. «Мари отступила на задний план совершенно добровольно», - констатирует Ольга Николаевна[16]. Хотя О. Хётч полагает, что «разговоры и переписка супругов затрагивала существенные политические вопросы даже в 1870-е годы, период сильного личного отчуждения обоих».

Церковь

«Не было [другой] Императрицы, столь глубоко изучившей нашу веру и нашу народность».

Граф С.Д. Шереметев об Императрице Марии Александровне

Императрица пронесёт через всю свою жизнь верность заветам Православия и посвятит свои труды Святой Церкви, Отечеству и ближнему. Безусловную роль в этом сыграла глубоко нравственная личность Императрицы вкупе с вкладом её талантливых духовных учителей и сподвижников. К числу уже упомянутых следует отнести и Василия Дмитриевича Олсуфьева, гофмаршала Императрицы. Как отмечала Мария Александровна, своими знаниями Русской Церкви и любовью к ней она, во многом, обязана именно ему.

Эпистолярное наследие Императрицы Марии Александровны наглядно демонстрирует, что ее искренняя принадлежность Русской Церкви, самоидентификация в качестве православной христианки целокупна с русским языком: именно на нем Императрица общается с Господом и возносит свои молитвы – как устно так и письменно: «Благодарю Тя яко меня недостойную причаститися пречистых Твоих и небесных Даров сподобил еси. Там твое святое Господи Иисусе Христе Боже наш, да мне будет в живот вечный, и кровь твоя честная во оставление грехов. Аминь. Сегодня 31 марта 1860 сподобилась причаститься св. Христ. Тайн…»[17]

Искренне верующая христианка и мать, Императрица Мария Александровна вела активную паломническую и миссионерскую деятельность, не только посещая общероссийские места паломничества или малоизвестные православные святыни и знакомя с ними своих детей, но и активно поддерживая храмы по всей стране и за её пределами. Не имея возможности отразить все многообразие этого направления миссионерской деятельности в биографии Императрицы, назовём лишь некоторые примеры.

Великий Новгород станет одним из первых российских городов, которые посетит Цесаревна – вместе с супругом она побывает в городе в мае 1841 года. Ключевой элемент визита - посещение древнего Софийского собора. А уже будучи Императрицей, Мария Александровна прибудет в Великий Новгород в сентябре 1862 года, принимая участие в открытии эпохального памятника Тысячелетию Руси.

В 1858 году Императрица с семейством совершит паломничество и в другую святыню Православного мира - Валаамский монастырь, где примет участие в соборном молебне, совершённом Настоятелем Игуменом Дамаскиным у Св. мощей Преподобных Сергия и Германа. Паломники побывают в Большом скиту, отправятся по монастырскому заливу на Никольский остров. Царица передаст покров коронационной парчи на ризу святых Сергия и Германа, а настоятелю – чётки с бриллиантами. В память о визите в 1862 году возведена Часовня в честь иконы Божией Матери «Знамение».

Одно из мест, связанных с именем Императрицы Марии Александровны - Александро-Свирский монастырь, расположенный в нынешней Ленинградской области: «27 июня 1858 года монастырь удостоился посещения Государя и Государыни с августейшим их семейством... Прибыв в монастырь, августейшие путешественники удостоили посещением Преображенский собор; Их Величества и Их Высочества с благоговением преклонились до земли пред ракою преподобного Александра... Государыня Императрица с августейшими своими детьми принесла в дар Свирскому Чудотворцу серебряную золочёную лампаду...»[18]. Семя православного воспитания даст зримые всходы и плоды: в 1878 году Свирский монастырь посетили сыновья Императрицы - Сергей и Павел.

Визиты Царицы укрепляли как патриотические, так и православные убеждения подданных. Так, Мария Александровна побывает в августе 1858 года на легендарной Нижегородской ярмарке. Купечество по такому поводу решит возвести величественный храм, «увековечивающий патриотизм верноподданных». Торжественное освящение места строительства состоялось 8 сентября 1864 года. А началось строительство в 1867 году - первый камень в основание заложит сын Императрицы Марии Александровны, Великий Князь Владимир Александрович. Спустя почти 14 лет состоится освящение - уже в присутствии другого сына Императрицы, Императора Александра III.

Внимания Марии Александровны удостаивались и простые сельские поселения: 13 августа 1858 года Царская семья посетила село Рогачёво близ Дмитрова (Московская область). Волостной голова преподнёс хлеб-соль, крестьянин – десяток яблок в картузе, крестьянка – передала фунт баранок детям, а Императрица расспрашивала собеседников о сельском храме.

История Сызранского Сретенского монастыря содержит ещё один показательный пример того, как благотворительность становится органичной частью образа жизни Императрицы. В 1860 году Мария Александровна не только внесла финансовый вклад в развитие основанной четырьмя годами ранее обители, но и подарила «ризу и стихарь из отличного атласа, резедового цвета, расшитые золотом и шелками»[19]. Сохранились сведения о дюжине писем Императрицы Марии Александровны, двух письмах Императора Александра II и письмах Великих Князей касательно пожертвований. Эпистолярии бережно хранились наряду с документальными реликвиями монастыря в его архиве[20].

При этом Православие для Императрицы, мыслившей в геополитических категориях, было фундаментальной основой связности огромной Российской Империи и Русского мира. Она глубоко осознавала значимость присутствия и полноценной деятельности Церкви особенно на западных рубежах Отечества. Даже в своём завещании Императрица сделает на этом акцент: «…Церковные ризы, иконы и прочие предметы для богослужения, которые окажутся в наличности, разослать в беднейшие Православные Церкви, преимущественно западных губерний».

Мария Александровна поддерживала нуждающиеся церковные приходы и при жизни. К числу таких относилась, к примеру, Церковь Спаса Преображения в Старой Слободе (Вецслабада) на территории сегодняшней Латвии. В 1860 году храм получил от Императрицы набор священных сосудов, комплект праздничных облачений и различную утварь. Все дары за исключением облачений сохранились по сей день. Подтверждают это имеющиеся надписи на подаренных предметах.

В 1863 году в древней Литовской столице – городе Тракай – будет освящена новая церковь Рождества Пресвятой Богородицы. Этот храм станет одним из бесчисленных примеров личных вкладов Императрицы Марии Александровны в присутствие Русской Церкви в «проблемных» регионах страны и в Европе: Императрица выделит 3 000 рублей на строительство этого храма. Дело матери поддержат и её дети: в 1865 году старшие сыновья, Цесаревич Николай Александрович и Великий Князь Александр Александрович подарят Тракайской церкви серебряную позолоченную дарохранительницу.

Не оставит своим вниманием Императрица и средоточие православного монашества, Афон. В 1870 году Мария Александровна сделает воистину «царский» подарок Андреевскому скиту на Святой Горе. В Вятской губернии будет отлит специальный колокол, на изготовление которого уйдут символичные 333 пуда и 33 фунта металла[21]. О «царственной» благодетельнице напоминал двуглавый орел, которым был украшен колокол. Жемчужина среди десятка церквей скита - Андреевский собор заложен в 1867 году сыном Императрицы, Великим Князем Алексеем Александровичем в память о спасении отца от покушения в Париже. Один из пределов храма будет освящен в честь небесной покровительницы Императрицы – Марии Магдалины.

[1] Стегний П.В. Императрица Мария Александровна, супруга Царя-реформатора (1824 -1880 гг.) // Гессенские принцессы в российской истории: сборник материалов научной конференции, 19 декабря 2017 г., Франкфурт-на-Майне / Отв. Ред. А.В. Громова. М.: Союз-Дизайн, 2017. С. 121.

[2] Hoetzsch O. S. 81-116.

[3] Тютчева А.Ф. При дворе двух Императоров: Воспоминания, дневник. – М.: Захаров, 2002. C. 215.

[4] Там же. C. 39.

[5] Стегний П.В. Императрица Мария Александровна (1824-1880). C. 57.

[6] Там же, С. 118.

[7]Ружицкая И.В. Цесаревна Мария Александровна на новой родине: от гессенской принцессы до императрицы всероссийской // Гессенские принцессы в российской истории: сборник материалов.. С. 104-117.

[8] Corti C.E.C. S.142.

[9] Письмо Императрицы Марии Александровны Королю Людвигу II Баварскому. Петергоф, 30 июля / 11 августа 1865 г., пер. с нем. Цит. по: Die Briefe der Zarin Maria Alexandrowna an den König Ludwig II.

[10] Письмо Императрицы Марии Александровны Принцу Александру Гессенскому. 6/18 июня 1862 г., Ibid.

[11] Письмо Императрицы Марии Александровны Принцу Александру Гессенскому. Царское Село, 6/18 июля 1863 г., пер. с нем. Цит. по: Corti C.E.C. S. 201.

[12] Поповкин А.А. С. 123-124.

[13] Письмо Императрицы Марии Александровны Принцу Александру Гессенскому. Петербург, 17/29 января 1870 г., пер. с нем. Цит. по: Corti C.E.C. S. 268.

[14]Письмо Императрицы Марии Александровны Принцу Александру Гессенскому. Ферма Александрия, Петергоф, 8/20 июля 1870 г., пер. с нем. Цит. по: Corti C.E.C. S. 270.

[15] Цит. по: Грезы юности.

[16] Там же.

[17] ГА РФ. Ф. 641. Д. 1. Оп. 2.

[18] Цит. по: Ивановский Я.И. Свирский Александров монастырь. Исторический очерк по документам монастырского архива [электронный ресурс]. URL: https://azbyka.ru/otechnik/Aleksandr_Svirskij/svirskij-aleksandrov-monastyr-istoricheskij-ocherk-po-dokumentam-monastyrskogo-arhiva/ (дата обращения: 03.04.2024)

[19] Аполлинарий (Мосалитинов); иеромонах Сызранского Вознесенского мужского монастыря; 1848-1918].

Краткий очерк о почившей игуменье Марии и об устроении ею Сызранскаго Сретенскаго девичьяго монастыря Симбирской епархии: с ея портретом и видом монастыря. Пенза: Тип. И. Н. Гродковского, 1878. С. 6.

[20] Монастыри Самарского края (XVI-XX вв.) Справочник / Упр. гос. арх. службы Самар. обл.; [Сост.: В. С. Блок, К. А. Катренко]. Самара: Самарский Дом печати, 2002. C. 91.

[21] Троицкий П.В. Свято-Андреевский скит и русские кельи на Афоне. M.: 12 ЦТ МО, 2002. 144 c.